Тень мальчика - Страница 56

Почему-то в памяти возникло лицо Сандры Дальстрём. Фотографии – мальчик на книжной полке, женщина на прикроватной тумбочке. И посетившее ее странное дежавю.

Адвокатская контора помещалась на Нарвавеген, совсем близко от Карлаплана, напротив Исторического музея. Секретарша за мраморной стойкой говорила по невидимому телефону – из ушей торчали тоненькие проводки наушников.

– У вас есть с кем-то договоренное время? – спросила секретарша.

– Ула Вестин.

– А как вас представить?

– Эва Вестин.

Большое тонированное окно на улицу. За спиной – стена, тоже стеклянная, за ней – типичный конторский пейзаж. Она увидела Улу, склонившегося над детской коляской, а рядом Эрику – зашла навестить мужа. Он посмотрел на часы, сказал ей что-то и вышел.

Через две минуты секретарша проводила ее в кабинет Улы.

– Что ты здесь делаешь?

– Нам надо поговорить.

– О чем? Тебе же плевать на всех и на все. Лиза каждый вечер тебе названивает, ты не отвечаешь даже по мобильнику.

– Прошу прощения.

Она смотрела на его руку на столешнице. Часы «Брайтлинг» на массивном стальном браслете, светлые волоски на тыльной стороне руки… сейчас это ощущалось как абсурд – как могло быть, что эта рука сжимала ее грудь, скользила вдоль бедер… по вечерам, когда засыпали дети. Или гладила ее по щеке, когда она уставала или огорчалась.

– И это не первый раз. И ничего не происходит. Твое иррациональное поведение… и не сваливай, пожалуйста, все на трудное детство, каждый человек должен нести ответственность за свою жизнь.

– Один раз джанки – вечный джанки, ты это хочешь сказать?

– Нет. Я хочу – и это все, чего я хочу, – чтобы детям было хорошо.

Она слегка повернула голову и увидела за стеклянной перегородкой Эрику. Та взяла младенца из коляски и укачивала на руках, то и дело беспокойно поглядывая в их сторону.

– И дети опять начали вспоминать эту историю на Пасху. Лиза уже большая, не забывай. Я даже не провожаю ее до школы – последние сто метров она идет сама. И она уже все понимает.

Она представила вышагивающую в одиночестве маленькую Лизу, и эта картина ей очень не понравилась. Но она промолчала.

– Я думала, они спали.

– Нет. Не спали.

Случайная связь. Она даже не помнит, как его звали. Мужчина. Она встретила его в одну из суббот, когда дети были у Улы, и по пьянке привела к себе. А потом он появился совершенно неожиданно, в какой-то из вечеров пасхальной недели. Она даже и сейчас не могла понять, почему его впустила. Может, ей показалось, что она перед ним в долгу? В каком еще, пропади он пропадом, долгу?

Дети спали в соседней комнате. Так она думала, по крайней мере. Или вообще ничего не думала. Уже шел двенадцатый час ночи. Невероятно – он запомнил ее код на домофоне. А она-то решила, что для него, как и для нее, вся эта история не более чем одноразовое кабацкое приключение.

– Ты напилась и трахалась с каким-то алкашом так, что дети проснулись. И ты считаешь, это нормально?

Нет, конечно. Это ненормально. Она вытащила из бара бутылку «Джек Дэниэлс», они выпили. Слишком много выпили, и одному Богу известно, каким образом она опять оказалась с ним в постели. И она до сих пор не может стереть из памяти эту картину: перепуганные дети в дверном проеме. Их разбудили ее стоны, должно быть, они стояли там довольно долго, прежде чем она их увидела.

– И что, теперь ты собираешься меня наказать за ту историю?

– Наказание тут ни при чем. Тебе нужна помощь. Эта тенденция к саморазрушению всегда у тебя была, насколько я помню.

Он взял со стола карандаш и начал нервно вертеть его в руках. Ногти великолепно ухожены. Она покосилась на собственную руку: короткие, небрежно подстриженные, не просто неженственные, а даже какие-то антиженственные ногти.

– И что, адвокат собирается тащить всю эту историю в суд?

– Может быть. Не знаю. Ты меня будто не слышишь… Единственное, что я хочу, – чтобы детям было хорошо. И со мной, и с тобой тоже. Но ведь не получается! И дети страдают… Учительница говорит, что всю весну у Лизы проблемы с концентрацией. Никак не может сосредоточиться. Я нисколько не сомневаюсь, что ты их любишь, но ты не в состоянии о них заботиться. Может, когда-то научишься… но до этого дети будут жить у меня.

Эрика за стеклом опять положила ребенка в коляску. Вид такой, будто размышляет, не пора ли помочь Уле вышвырнуть непутевую мамашу из кабинета.

– Сдаюсь, – тихо сказала Эва. – Можешь позвонить своему адвокату и дать отбой. Скажи, что мы решим вопрос сами. Я отдам тебе детей, но два раза в неделю буду с ними встречаться. Можно в твоем присутствии, неважно. Пойду к психологу. Ты прав по всем пунктам.

Он посмотрел на нее с подозрением.

– Но ведь это не все, что ты хотела сказать.

Эва виновато покачала головой.

– Нет. Не все. Речь идет об одной женщине, Сандре Дальстрём. Она была твоей клиенткой.

* * *

Сравнительно небольшая, не больше двадцати квадратных метров, комната забита книгами и украшениями – необычно раскрашенные игрушки, деревянные маски, статуэтки, тряпичные куклы. На сервировочном столике – початая бутылка рома. И надо всем этим витает сильный застоявшийся запах каких-то духов.

Хозяин заметил их удивление.

– Здесь не все из Карибского региона, – сказал он. – Поначалу я был специалистом по Западной Африке. Потом работал над историей работорговли, что и привело меня на Гаити. Вуду… невероятно интересная область для исследований. Речь же не только о религии. Это не в меньшей степени культура, мировоззрение… к тому же выраженная в символах история… догадайтесь какая? Правильно: все та же история работорговли.