– По-разному. Шикарные круизы, курорты. Как-то раз сняли целый горнолыжный курорт в Швейцарии. Карибское море, Багамы, Ямайка, Доминиканская Республика. У Густава тогда там были интересы – сахар, бокситные разработки. Сотни рабочих ишачили, как… как я не знаю кто. Только чернокожие. Опять контрасты… это слово к их семье подходит – лучше некуда. Колоссальное богатство – а рабочие жили в нищете. Ян туда не ездил – отказался раз и навсегда. А Понтус со своими девками и очередными женами – тут как тут. И Джоеля дед всегда брал с собой, он как бы занял место Кристофера. Они почти всегда плыли туда на своей шикарной яхте. Экипаж нанимали – и вперед.
– «Санта-Рохус»?
Сандра Дальстрём в первый раз посмотрела на нее с удивлением.
– Да.
– Я знаю, мой вопрос может показаться странным, но, может быть, вы помните… в 1984 году где была яхта? Не на Меларене? В гавани в Хессельбю?
Теперь и лицо Сандры Дальстрём покрылось крупными каплями пота, он уже тонким ручейком стекал по щеке. Почему она не снимет эту кофту?
– Не знаю… я ведь уже у них тогда не работала, но вполне может быть. Тогда уже Понтус был владельцем. Никто, кроме него, в Швеции этой яхтой не пользовался.
Она встала и вытерла рукавом пот со лба.
– Если вы не против, давайте прогуляемся. Хочется подышать свежим воздухом.
Парк был совсем близко. На поляне расположились мигранты с семьями. Одноразовые грили, оставляющие черные пятна на траве, женщины в хиджабах. Они двинулись к роще.
– Вы ведь наверняка помните и другую трагедию – когда погибли родители Джоеля.
Эва почувствовала, как внутренне напряглась ее собеседница, хотя лицо оставалось спокойным.
– Да… жуткое было дело. И ведь это Джоель их нашел, сын. Я Кристофера толком не знала, его похитили вскоре после того, как я начала у них работать. А Джоель – совсем другое дело. Он на моих глазах рос. Его очень мучило, что остался цел именно он. Как это теперь называют – комплекс вины? Кристофер ведь продолжал жить в семье, как привидение… как тень. Никто его не видел, но все ощущали его присутствие. Думаю, что Джоель чувствовал себя виноватым в пропаже брата.
Сандра подняла с земли камушек и повертела его между пальцами. По-видимому, успокаивала нервы.
– А когда это все случилось… в Сёрмланде, у них там поместье, – у него и вовсе земля ушла из-под ног. Совсем один остался. Так хоть какая-то защита была…
– А как он реагировал?
– Поначалу никак не реагировал. Полная апатия. Потом у него злость появилась. Это ведь я его воспитывала. Густав забрал Джоеля к себе, на виллу в Юрхольмене, но старик к тому времени был сломлен окончательно. Так что все легло на меня. Не то чтобы я ему мать заменила… нет, конечно. Скажем так – старшую сестру. Старшую сестру я ему заменила! – повторила Сандра Дальстрём с неожиданным вызовом.
– Получалось?
– Когда как… иногда хорошо, иногда похуже. Он не знал, как ему жить дальше. Резал вены, вдруг впадал в бешенство и начинал крушить все вокруг. Но я с этим справлялась. Только я и справлялась. У меня выходило лучше, чем у других, – уговорить его, успокоить. Но тогда он впадал в совершенное отчаяние. Невыносимо – маленький мальчуган и так много горя…
Эва почувствовала, что теряет инициативу, прервала Сандру и рассказала о своей встрече с Рагнаром Хиршем. У Хирша были подозрения, что с гибелью родителей Джоеля не все чисто.
– В то утро, когда Джоель нашел родителей мертвыми… Вы же были там… заметили ли вы хоть что-то, что могло помочь полицейским?
Она остановилась на тропинке и внимательно посмотрела на Сандру – совершенно спокойно, никаких признаков, что хочет что-то утаить.
– Вы хотели что-то рассказать сотруднику «скорой», тому, что приехал по вызову. Так понял Рагнар.
– Да, хотела… но тогда мне самой показалось это смехотворным. Даже глупым. Ребячьи фантазии… За несколько дней до самоубийства мы с Джоелем остались вдвоем. Ян и Иоанна где-то были, по-моему, в охотничьем домике. Пили, скорее всего… они оба тогда много пили. И Джоель вдруг начал мне рассказывать, что он помнит тот день, когда брата украли. Девять лет прошло, а он все помнит.
– Но он же тогда совсем маленький был…
– Три годика. Да я ему и не поверила особенно – мало ли что ребенок напридумывает.
– И что он рассказал?
– Рассказал, что за ними в тот день следили. Что какой-то дядька вошел с ними в автобус и вышел тоже вместе с ними. Что у дядьки этого был напарник, который притворялся пьяным. Что водитель машины, когда они переходили улицу у станции метро, вел себя странно. И на том месте, где Кристофер должен был сидеть с незнакомой теткой, под лавкой лежали странные вещи. Он запомнил два куриных пера, сложенных крестом.
– А кому еще он про это все рассказывал?
– Никому. Почти никому. Он молчал почти девять лет, а за пару дней до самоубийства рассказал отцу. И когда нашел их в гараже, решил, что они погибли, потому что узнали что-то, чего не должны были знать.
– Значит, Джоель не поверил в самоубийство?
– Нет. Он вбил себе в голову, что родителей убили. Но потом это прошло. Мне как-то удалось отвлечь его от этих мыслей.
Они обошли рощу и вернулись на ту же поляну.
– И вы хотели рассказать это сотруднику «скорой»?
– Да… но потом решила – не надо. Это же всего-навсего детские фантазии. А потом… через несколько лет я встретила одного человека и уволилась. Мы жили вместе много лет, но в прошлом году она умерла от рака груди.
Женщина на фотографии. Бездетная лесбийская пара.
– А Джоель? Вы виделись с ним после этого?
– Нет… И ни с кем из семьи. Только читала в газетах. Мне их жалко. Я и говорю: богатство не гарантирует счастливой жизни.