Тень мальчика - Страница 47

Он вошел в лес. Не хватает только, чтобы его обнаружили.

Чуть подальше на дороге – закрытый шлагбаум, за ним еще од ин забор. Везде заборы. Как в России.

Медленно, стараясь не шуметь, подошел поближе. Раздвигал ветки и, придерживая, осторожно возвращал на место. Теперь он был на одном уровне с домом. Полез в карман и убедился, что мобильник Йормы выключен.

Оказывается, тут стоит еще одна машина. Черный «вольво-комби».

Катц подкрался поближе. Остановился в метре от забора.

Теперь видно, что дом сложен из просмоленных бревен. С трех сторон окружен лесом. Посыпанная гравием дорога у дома расширяется, образуя большую площадку, где может поместиться несколько машин. Чуть подальше – еще один гостевой домик, меньше, чем в усадьбе. Он присмотрелся: перед шлагбаумом, оказывается, есть еще и сварные металлические ворота.

Удары крови в ушах напоминали маршевый шаг роты солдат на плацу, надпочечники качали адреналин, как помпа на тонущем корабле. Он проскользнул подальше, где дорога заканчивалась и шла узкая тропинка к морю. Посмотрел – из дома этот участок не виден, к тому же забор здесь не такой высокий. Можно перелезть. Что он и сделал после секундного размышления.

Данни стоял на склоне с «Глоком» в руке. Откуда-то послышался собачий лай, сначала тихий, а потом очень громкий – вдруг, без всякого перехода, как будто резко повернули регулятор. Данни опустился на одно колено и увидел пса – тот спускался по склону очень неторопливо, словно бы хотел как можно дольше продлить удовольствие полаять.

Огромный лохматый пес. Южно-русская овчарка. Вот, значит, куда Юлин его перевез. Говорили, что это единственная в мире собака, которая может справиться с волком. Катца не удивило бы, если и с медведем. Восемьдесят килограмм мышц, метр в холке. Где-то он читал, что шерсть у этих собак настолько густая и длинная, что прокусить очень трудно.

Он прицелился и выжидал. Пес медленно приближался, вблизи он казался еще больше. Пасть приоткрыта. Теперь он не лаял. Гонимый инстинктом убийства, он смотрел на свою жертву. Двадцать метров, десять, пять… Внезапно исчез страх, осталась только предельная, холодная сосредоточенность. В двух метрах от него пес остановился и изготовился к прыжку, Катц почувствовал терпкий запах шерсти и услышал тихое низкое рычание – ничего подобного он не слышал никогда.

Данни выстрелил в ту же секунду, когда пес прыгнул, – и, к своему собственному удивлению, попал. Он поднялся на ноги, все еще не в силах отвести глаз от дергающегося в агонии животного, и не услышал, как к нему приближается человек. И не почувствовал свирепого удара в шею – мир взорвался красным, и он, как сноп, повалился ничком.

* * *

Она сидела в машине на парковке в Мэрбю-центре, курила, слушала давно надоевшую Лорин с ее «Эйфорией» и смотрела на нелепое нагромождение высоких домов.

Лучше выключить. И в ту же секунду, как она нажала кнопку радио, блямкнул мобильник. Сообщение от Улы: черт бы тебя побрал, обещала прийти, дети ждали полчаса, пошли без тебя, ты должна знать, что…

Эва, не дочитав, стерла сообщение и заглянула в органайзер – что на этот раз? Семейная психотерапевтическая консультация. Пропустила… а вернее, не пошла намеренно. Она не выносит эти душеспасительные беседы. С ее-то деструктивной психикой…

Еще два сообщения она не заметила – оба от Улы. Звонки с работы – четыре штуки. Начинают интересоваться, где она, что с ней и почему не появляется на рабочем месте.

Она опять посмотрела на высокие, тесно стоящие дома. Ранние шестидесятые. Мечтали идти в ногу со временем, а получилось самое настоящее гетто. Стены испачканы граффити, с балконов торчат дешевые параболы, настроенные на сателлиты далеких стран, откуда прибыли обитатели. Точно, как в Хессельбю, в том мире, где начинали и она, и Данни Катц.

Достала еще одну сигарету. Она не курила уже больше десяти лет и даже представить не могла, каким замечательным все еще кажется вкус табака.

Служебное удостоверение прокурора произвело надлежащее впечатление: женщина, не задавая вопросов, проводила ее через темную прихожую в гостиную, где чувствовалось сильное влияние New Age: позолоченный Будда на столе, на стенах – репродукции изображений индуистских богов, один из которых, скорее всего, Кришна, а другой, судя по несметному количеству рук, – Шива. Запах курений, на полу – коврик для занятий йогой.

Налево открытая дверь, там спальня. На стенах почему-то елочные гирлянды, типичный китч, подушки и одеяла сложены в кучу рядом с кроватью, на ночном столике – портрет женщины в ярких восточных одеждах.

У нее возникло нечто похожее на дежавю, что-то зашевелилось в памяти, но что именно – так и не сообразила.

Значит, здесь она и живет. Сандра Дальстрём, 1951 года рождения, бездетная, уже шесть лет на пенсии по состоянию здоровья.

Хозяйка квартиры, судя по всему, мерзла. Кофта с длинными рукавами, войлочные тапки. Пустой взгляд – наверное, принимает какие-то таблетки. Непропорционально маленький нос, особенно в сравнении с большим, чувственным ртом. У крыльев носа с обеих сторон – еле заметные шрамы. Скорее всего, после пластической операции.

Сандра Дальстрём долго смотрела на нее, потом приглашающе мотнула головой в сторону балкона.

– Я вас ждала, – мягко произнесла она.

Они вышли на балкон. Сандра присела за столик с разложенным пасьянсом, прерванным приходом Эвы. Балкон напоминал оранжерею. Пальмы и папоротники в горшках на полу, небольшая теплица с укропом, кориандром, петрушкой и еще какими-то пряностями. Здесь было очень жарко, Эва никак не могла взять в толк, как хозяйка выдерживает в своей шерстяной кофте.