Тень мальчика - Страница 37

На языке все еще его вкус. Тонкая кожица на головке, как замша, как нос у лошади.

И все же – зачем? Чтобы отомстить Уле? Лишено смысла, потому что никогда ему не расскажет.

Или просто потому, что время пришло? Тело, знаете ли, требует своего, тихо сказала она вслух. С гормонами шутки плохи.

Самое скверное, если он станет ей досаждать. Смотреть собачьими глазами. Не надо путать любовь и секс.

Прошла в прихожую. Почтальон уже приходил: на полу лежит одинокий конверт. Подняла и, открывая по пути, отнесла в кухню.

Вызов в социальные службы. Отдел семьи. По заявлению Улы: надо обсудить отношения в семье и решить, где детям будет лучше: у матери-одиночки или в семье отца с новой женой и младенцем.

Девять лет назад, когда они встретились на конференции по юстиции управления, он ее переоценил. Он видел в ней целеустремленную, умную девушку из пригорода, которой удалось пробиться в этом мире… бодрая, оптимистичная карьеристка, мечтающая о буржуазном существовании с мужем, детьми, собакой и дачей в архипелаге. Но она никогда не вписывалась в эту модель. Ее прошлое, которое он поначалу называл с некоторым даже восхищением «экзотическим», как выяснилось, все же наложило отпечаток, и отпечаток, по-видимому, неизгладимый. Она говорила слишком громко, не всегда правильно, пила больше, чем принято, а мелкие нарушения этикета, казавшиеся ему очаровательными, вскоре начали раздражать. Так постепенно все катилось под откос, пока развод не стал фактом.

Свело челюсти и появился неприятный привкус во рту, как всегда, когда вспоминала что-то, что хотела забыть, что-то, что мозг услужливо распихал в самые тайные уголки сознания в надежде никогда на эти воспоминания не натолкнуться, убедить, что ничего такого не было… но в самый неподходящий момент они выплывали наружу: нет, голубушка, было, и ничего с этим не поделать.

А вспомнила она позавчерашний разговор по телефону с детьми, вернее, только с Лизой, потому что Арвид прилип к планшету, играл в какую-то игру и подойти не захотел. А Лиза говорила только о щенке, Ула обещал ей щенка. Щенок затмил все, и дочь даже не спросила, когда они увидятся.

Мало того, в конце заявила, что остаток весны хотела бы жить у папы. Можно, мам? Здесь весело, у нас будет собака.

Эва положила письмо на кухонный стол, вернулась в спальню, посмотрела на изумрудно-зеленый, какой бывает только весной, газон в парке Васа и пошла в гостиную.

На журнальном столике так и стоит со вчерашнего полупустая бутылка «Джек Дэниэлс». Или полуполная, как посмотреть. Его трусы валяются на ковре у телевизора. Эва взяла их, приоткрыла дверь в ванную и хотела бросить на пол, но подумала, что Даниельссон может обидеться и повесила на крючок. Она взяла его внезапностью: посреди деловой беседы положила ему руку на причинное место и начала гладить. Эрекция наступила мгновенно. Сдернула джины и трусы и впилась в его член губами. Он кончил через пятнадцать секунд, как подросток. И обескураженно поглядывал на нее, когда она, как ни в чем не бывало, взяла свой стакан с виски.

И остался на ночь.

Какого черта я опять съехала с рельсов? Мне он даже не нравится. Та же история, что на Пасху… последняя капля для Улы.

Посмотрела на мобильник. Три пропущенных звонка от руководства, и еще она обещала помочь правовому отделу – они не знали, как поступить с возвращенными после их вмешательства суммами, почему-то на этот раз бюрократическую процедуру поручили им.

Ничего, всему свое время. Догонит. И с детьми тоже догонит, все встанет на свои места. Сейчас главное – Катц.

Она еще раз поговорила с вахтером в подземном гараже и прижала его не на шутку, когда поняла, что он что-то скрывает. И добилась своего: оказывается, был свидетель, который видел человека в куртке, пригнавшего клингберговский «лексус». Но это не официальные данные, это его личная инициатива – камера в тамбуре. Катц, объяснил вахтер, видел эти кадры.

Естественно, она не стала рассказывать все это Даниельссону. Потом, может быть, когда накопится, что рассказать.

Нелепица на нелепице и нелепицей погоняет. Нелепица. Не лепится. Ничего не лепится. Зачем Катцу вся эта головная боль, зачем притворяться, что он разыскивает Клингберга, лазать по гаражам, беседовать с Понтусом, сидеть в библиотеках… если он сам его и похитил, а вдобавок задумал пришить его жену.

Она легко узнала, кто этот мальчик из гаража. Обратилась в отдел борьбы с наркотиками и через пять минут получила ответ: семнадцатилетний героиновый наркоман, Юнас Окессон. Но его уже не спросишь: он уже сутки лежит в морге. Передозировка. Нашли в машине в Мерсте. В руке так и был зажат шприц с остатками героина.

Тоже странно. Парень был чист уже не меньше двух месяцев, и вдруг ни с того ни с сего – смертельный рецидив.

Посмотрела на дверь в ванную. Даниельссон, очевидно, любит постоять под душем. Вот и хорошо.

Вышла в прихожую и открыла его портфель – нет ли еще чего интересного, что он не показал ей вчера.

Выписка из бортового компьютера машины Клингберга. Если Даниельссон хватится, можно ему сказать, что он просто-напросто забыл распечатку у нее.

Пятьдесят миллионов крон… Эва вернулась в кухню. Она попросила оперативников отдела экономических преступлений связаться с Интерполом и узнать обо всех крупных трансферах из Швеции на Виргинские острова за последний год. Она понимала, что это потребует времени, в зависимости от уложений об охране банковских тайн, принятых на этих «Девственных» островах.

К ее облегчению, Даниельссон вышел из ванной полностью одетый. Кофе она уже сварила и поставила на стол.