Катц уставился на фотографию, не веря своим глазам.
Кристофер был чернокожим!
Джоель никогда не рассказывал, что Кристофер не родной его брат, а усыновленный.
Впрочем, почему – мальчики были явно похожи, как будто среда и в самом деле влияет на внешность. Или дети умеют, как хамелеоны, менять свою внешность в зависимости от требований этой самой среды.
Катц отложил проспект. Телефонистка за стойкой положила трубку, посмотрела на Катца и неожиданно улыбнулась. Тут же явилась секретарша и попросила следовать за ней.
Понтус Клингберг держался просто и естественно, как будто ничего нормальнее и быть не могло – беседовать с совершенно посторонним человеком, который ни с того ни с сего задает вопросы по поводу исчезновения его племянника. Он принял Катца в огромной комнате для заседаний правления. Сидел в удобном кожаном кресле и рассказывал. Вид из окна был не менее восхитительным, чем в приемной.
– Мой отец был большим поклонником Акселя Веннер-Грена, – сказал он, проследив взгляд Катца. – Поэтому сразу решил, что его контора будет рядом с этим хвастливым недо-небоскребом. Аксель, кстати, тоже обожал Вест-Индию, как и отец. У него был дом на Барбадосе. Там он и жил во время войны. До сорок второго года, пока англичане не занесли его в черный список. Продавал немцам пушки «Буфорс»… И вообще Веннер-Грен был неравнодушен к нацистам. Я помню его с детства… Они с дедом часто обедали в ресторане в Стальместаргордене… всегда одно и то же. На закуску – картофельный салат с яйцами и анчоусами на ржаном хлебе, а на второе – жареная салака. Ели они свою салаку и обсуждали все подряд: цены на сырье, будущее «Электролюкса», клан Валленбергов… очень недолюбливали Валленбергов. Дед говорил, эти выскочки так и лезут во все дыры.
Он, не вставая, дотянулся до сервировочного столика, открыл бутылку минеральной воды, налил в стакан и протянул Катцу.
– Так что у вас, молодой человек? Ангела, значит, нашла вам работу… ее очень беспокоит, что муж исчез. Ее муж, мой племянник.
Катц принял стакан, устроился в кресле поудобнее, чтобы скрыть невольную робость, и тут же себя запрезирал. Впервые в жизни он встречался с миллиардером.
– Она не верит, что Джоель исчез добровольно, – сказал он излишне резко.
– Естественно… Когда люди без видимой причины исчезают, близкие волнуются. Не могу сказать, что за неурядицы были у них с Ангелой, не знаю… да по правде, и не хочу знать. Может, деньги? Так бывает, когда девушка выходит замуж за богатого… нет, не так. Вернее сказать, не за богатого, а из среды богаче, чем та, к которой она привыкла. Возникает некое неравенство… Но как бы там ни было, лояльность Джоеля фирме несомненна. Он скоро вернется.
– А вы можете предположить, где он находится?
– Откуда мне знать? Полиция считает, что в Дании… очень может быть. А может быть, в Стокгольме. Почти уверен, что найти его не так уж трудно. Сесть на телефон и обзвонить отели. Но я бы не стал этого делать. Надо уважать неприкосновенность личности. Наверняка у племянника есть причины, чтобы побыть одному.
Понтус Клингберг сплел ладони на затылке, откинулся в кресло и посмотрел на потолок. Серебристые волосы, двубортный костюм… до смешного ухоженные ногти, подметил Катц, когда его собеседник внезапно и резко опустил руки на колени. Миллиардеров он не видел, но тип этот был ему знаком. Человек, не привыкший к возражениям, готовый всегда и везде настоять на своем.
– Вы ничего не заметили необычного в его поведении?
– Нет-нет, все было как всегда. Business as usual. Интересное дело в Англии. Предприятие, которое нас давно интересует. Выпускают алюминиевые профили для мебели. Мажоритарный акционер готов продать свою долю, за разумную цену, естественно. Собственно, вечером я улетаю в Лондон на окончательные переговоры, и Джоель должен был лететь со мной. Вот это меня немного раздражает.
В кабинет неслышно вошла женщина лет двадцати пяти.
– Звонила младшая дочь господина генерального директора, – сообщила она деловым, но проникновенным голосом. Клингберг отечески улыбнулся и кивнул. Та исчезла.
– С ним и раньше такое бывало, – продолжил Понтус. – Когда Джоель жил с дедом, он вдруг ни с того ни с сего исчезал. Иногда на несколько недель. Снимал квартирку, запирался и читал книги. А потом опять появлялся, как будто так и быть должно. Вы, возможно, знаете, ему пришлось преодолеть немало психологических проблем в юности. Сначала похитили старшего брата, а через десять лет в один день стал полным сиротой… мой брат и его жена…
Понтус внезапно замолчал и опустил глаза. Некоторое время рассматривал руки на коленях, потом вдруг спросил:
– Он же написал Ангеле? Прощальное письмо или что-то в этом роде?
– Они поссорились в то утро.
– Позвольте предположить – по поводу детей? У них один повод для ссор… эта дискуссия, если ее можно так назвать, продолжается уже десять лет. Дело в том, что, если их брак распадется, без детей ее экономические перспективы выглядят не так уж радужно. Но я лично думаю, что Джоель в конце концов уступит. У меня, например, две дочери и четверо внуков. Дети – смысл жизни… так, по-моему, говорят.
Понтус Клингберг задумчиво посмотрел в окно, на деревья в весеннем цвету. Из невидимых динамиков лилась какая-то опера, очень тихо, и Клингберг слегка покачивался в такт музыке. Какая-то в нем есть слабинка, подумал Катц, он это не сразу заметил. Генеральному директору не так легко играть навязанную ему роль. Несоответствие формы и содержания.
– А полиция к вам обращалась по поводу исчезновения Джоеля?